— А как мы называем дело, которое нам никак не удается распутать?
— Глухарем? — высказал догадку Пеллэм.
— Мы называем его загадкой, мистер Везунчик. Так вот, именно с этим мы сейчас и столкнулись. С неразрешимой загадкой, твою мать. Мы знаем, что твоя дамочка наняла этого ублюдка, но не можем найти никаких следов. И я просто не знаю, что делать дальше. Так что у меня нет выбора. Мне не приходит в голову ничего кроме того, чтобы начать выбивать дурь из нашей дамочки. Томми, я это говорил?
— Вы ничего не говорили.
— А если и это не поможет, мистер Везунчик, я начну выбивать дурь из тебя.
— Из меня.
— Из тебя. В момент возникновения пожара ты находился в здании — а может быть, ты должен был обеспечить Вашингтон алиби? А сейчас ты слоняешься по району, задаешь вопросы, сбиваешь с толку свидетелей своей долбанной камерой. У тебя уже было тесное знакомство с полицией — я это нутром чую. И если хочешь знать мое мнение, тебе это знакомство совсем не понравилось. Так что перед тем, как начать вытрясать душу из Вашингтон и из тебя, я хочу задать тебе прямой вопрос: каков твой интерес во всем этом деле?
— Очень простой. Вы арестовали невиновного. Заставить вас как можно скорее это понять — вот мой интерес.
— И ты хочешь добиться этого, уничтожая улики? Запугивая свидетелей? Мешая следствию, твою мать?
Пеллэм взглянул на тощего полицейского, который сидел рядом с ним. Тусклая, бесцветная личность. Такого можно было бы принять за бухгалтера. Или, если уж он обязательно должен был быть полицейским, за сотрудника отдела собственной безопасности.
— Позвольте и мне, в свою очередь, задать вам несколько вопросов, — сказал Пеллэм. Брандмейстер поморщился, но Пеллэм продолжал: — Зачем Этти Вашингтон было поджигать весь дом, если у нее страховка только на собственную квартиру?
— Потому что она наняла долбанного психопата, который не может держать себя в руках.
— Да, кстати, а зачем ей вообще кого бы то ни было нанимать? Разве она не могла устроить у себя в квартире пожар?
— Слишком подозрительно.
— Но у вас ведь все равно возникли подозрения.
— Все равно это не так подозрительно, как если бы она просто сожгла свою квартиру. К тому же, Вашингтон не знала о базе данных мошенничеств со страховками.
— Во время пожара Этти лишилась всего своего имущества.
— Какого всего имущества? Старой мебели и прочей рухляди на общую сумму тысяча долларов?
Пеллэм не сдавался.
— Ну а ее отпечатки пальцев? Это вы как объясните? Вы хотите сказать, Этти наняла сумасшедшего поджигателя и вручила ему бутылку со своими отпечатками пальцев? И вам не кажется странным, что именно этот осколок с ее отпечатками при пожаре не расплавился, превратившись в лужицу стекла?
— Томми, какой вопрос я должен задать сейчас этому типу? — устало спросил своего помощника Ломакс.
Тот, задумавшись, ответил:
— Лично мне захотелось бы узнать, откуда он узнал про отпечатки Вашингтон на осколках бутылки.
— Ну? — вопросительно поднял бровь Ломакс.
— Удачная догадка, — ответил Пеллэм. — Под стать прозвищу, которое вы мне дали.
— Сверни здесь, — обратился к водителю Ломакс.
Машина сделала резкий поворот. И остановилась.
— Томми, — многозначительно произнес брандмейстер.
Помощник обернулся, и Пеллэм внезапно обнаружил у своего виска дуло огромного пистолета.
— Господи…
— Пеллэм, придется объяснить тебе парочку прописных истин. Мы, брандмейстеры, не имеем никакого отношения к полиции. Следовательно, нас не волнуют порядки и правила, установленные для департамента полиции. Мы можем носить любое оружие, какое нам только вздумается. Томми, что за пистолет у тебя в руке?
— Тридцать восьмого калибра, под патрон «магнум». Я предпочитаю с более тяжелой пулей.
— Для того, чтобы более эффективно запугивать невиновных, так? — уточнил Пеллэм. — Вы к этому ведете?
Помощник убрал пистолет. Рассмеявшись, Пеллэм покачал головой. Он знал, что бить его никто не будет. Этим ребятам меньше всего на свете были нужны наглядные свидетельства нанесения телесных повреждений. Томми посмотрел на Ломакса; тот пожал плечами.
Пистолет исчез в кармане верзилы. Ломакс и его помощник выбрались из машины. Огляделись по сторонам.
Пеллэм уже начал думать о том, чтобы высмеять вслух их неуклюжую попытку блефа, но тут его тощий сосед вонзил ему за ухо свой костлявый кулак с зажатой стопкой десятицентовых монет. У Пеллэма в голове взорвалась вспышка боли.
— Господи… боже мой…
Еще один удар. Пеллэм налетел лицом на стекло. Ломакс и Томми сосредоточенно рассматривали мусорные баки, задумчиво кивая.
Прежде чем Пеллэм успел поднять руки, защищаясь, тощий полицейский нанес ему еще один жестокий удар. Вспышка желтоватого света перед глазами, оглушающая боль. У Пеллэма мелькнула мысль, что рассмотреть ссадину и опухоль под волосами будет практически невозможно.
О наглядных свидетельствах можно забыть.
Бросив завернутую в бумагу стопку монет в карман, тощий полицейский откинулся назад. Вытерев слезы боли, Пеллэм повернулся к нему, но прежде чем он успел что-либо сказать — или замахнуться и сломать ему челюсть, — дверь открылась, и Ломакс вместе с Томми вытащили его из машины и швырнули на мостовую.
Пеллэм ощупал голову. Крови не было.
— Я это не забуду, Ломакс.
— Что не забудешь?
Томми потащил Пеллэма в пустынный переулок.
«И никаких свидетелей», — только и успел подумать Пеллэм.